О западном лицемерии и отечественной наивности
В последнее время, на волне патриотического подъёма, было совершено ошеломляющее открытие. Оказывается, Запад лицемерит!
Открытие настолько эпохальное, что сравнить его можно разве с тем, которое было сделано на рубеже веков…
Тогда вдруг обнаружилось, что по-английски, оказывается, тоже можно сказать глупость. Прежде были уверены, что нельзя, поскольку английский – это что-то вроде того чаемого дивного языка, создать который некогда мечтал Декарт: на нём в принципе нельзя сделать ложное утверждение.
Как на протяжении всех 90-х внимали всякого рода советникам, консультантам, профессорам и прочим мудрецам, прискакавшим в ельцинскую Россию, по словцу Пушкина – pour etre outchitel (чтобы стать учителем).
Стоило кому-то сказать: «Во всех нормальных странах так и так» – и все тут же почтительно умолкали и бежали воплощать в жизнь высшую западную правду и мудрость.
Потом оказалось, что и западная мудрость – далеко не так мудра, как мнилось, да и нам чаще всего не подходит, но это как-то так, замяли.
Мудрость и престиж Запада в общем мнении всё-таки устояли, хотя и слегка полиняли.
А теперь сделано открытие: Запад, оказывается, привирает, лицемерит, а если попросту – врёт, отстаивая всеми силами и средствами свои интересы на Украине.
И это не какие-то там высоколобые умники уразумели, а, так сказать, широкая общественность внезапно открыла для себя лицемерие Запада.
Открыла – и отшатнулась.
И как тут не отшатнёшься, когда Виктория Нуланд, к примеру, утверждала, что в Киеве жгут и громят административные здания… по договорённости с их законными собственниками и едва ли не по их просьбе!
Мне думается, наш патриотический спад последнего времени, когда, по социологическим опросам, украинские парни не очень-то и стремятся служить в армии, основан на этом всенародном разочаровании: мы в вас верили, а вы…
Спору нет: понять что-нибудь полезное лучше поздно, чем никогда.
Впечатляет лишь то, что мы, любя Запад и веря ему (если б не верили – не вляпались бы в то, во что вляпались), так мало его знали.
Мне кажется, что наше стремление видеть в Западе землю обетованную, закрывая глаза на всё, что не вписывается в лучезарную картину – всё это идёт от умственной обломовщины. От нежелания видеть объёмную картину и вообще думать сложные мысли.
Гораздо комфортнее мысли элементарные: сделаем, как в Европах – и всё у нас получится. Вспомните основное убеждение евромайдана: пропишемся в Евросоюз – исчезнет коррупция и настанет благоденствие. Приедет Штольц – и всё наладит…
Если бы мы были несколько менее обломовыми и меньше верили в пришествие Штольца, то давно бы поняли, что Запад – это особая, не похожая на нашу, цивилизация.
Душа западного человека – иная, чем наша.
И очень значительное место в западной душевной формации занимает … лицемерие.
Во всяком случае, нельзя исключить, что лицемерие – одна из её несущих конструкций.
Лицемерие – это западное comme il faut (комильфо – прилично, как следует) на всех уровнях: от частного, обывательского, до государственного.
Ниспровергатели памятников вождя мирового пролетариата любят орать о советском двоемыслии: мол, на собрании говорили одно, а на интеллигентской кухне – другое. Товарищи дорогие!
Да это «двоемыслие» – и есть показатель голубиной чистоты души.
Человек имеет некое мнение и понимает, что, говоря иное, он врёт.
Западный же человек этого не понимает – он просто-напросто думает и говорит, как надо.
Как положено «синьору из общества».
Как нужно, чтобы преуспеть или, по крайней мере, не оказаться на обочине.
И никакого двоемыслия!
А как, вы полагаете, немцы, вот только вчера прилежно истреблявшие унтерменшей, буквально на следующий день после подписания акта капитуляции столь же прилежно принялись раскаиваться в ужасах нацизма?
Ну ладно, это болезненная тема.
А вот попроще.
Беседуем о том, о сём с итальянским поставщиком. Я выражаю сомнение в правильности общераспространённой деловой практики: вкладывать прибыль от бизнеса в недвижимость, чтобы потом надувать её цену, а на развитие брать кредит, обогащая банки.
Почему нельзя развиваться на собственной основе?
Итальянец смотрит на меня так, словно я высказала сомнение, по меньшей мере, в символе веры.
«Не знаю, так положено… Я даже так и не думал, должны же быть банки…», – бормочет в ответ итальянский предприниматель и на всякий случай переводит разговор на другую тему. И это, заметьте – не немец с его скучным Ordnung’ ом («должен быть порядок»), а итальянец, знаменитый своим вольномыслием.
Западный человек думает и говорит только то, что в данный момент положено и укрепляет его положение.
О том же, насколько это соответствует истине и даже его личному мнению, он даже и не задумывается.
Не задумываемся же мы, говоря при знакомстве «Очень приятно», на самом ли деле нам приятно. Просто так положено, такова общественная конвенция.
Распространите этот подход на предметы важные и даже политические, распространите с мелкого обывателя на коллективную личность – народ – и вы получите картину западного всеохватного лицемерия.
Об этом хорошо писал Салтыков-Щедрин в изучаемых в школе «Господах Головлёвых»:
«Во Франции лицемерие вырабатывается воспитанием, составляет, так сказать, принадлежность “хороших манер” и почти всегда имеет яркую политическую или социальную окраску.
Есть лицемеры религии, лицемеры общественных основ, собственности, семейства, государственности, а в последнее время народились даже лицемеры “порядка”.
Ежели этого рода лицемерие и нельзя назвать убеждением, то, во всяком случае, это – знамя, кругом которого собираются люди, которые находят расчёт полицемерить именно тем, а не иным способом.
Они лицемерят сознательно, в смысле своего знамени, то есть и сами знают, что они лицемеры, да, сверх того, знают, что это и другим небезызвестно.
В понятиях француза-буржуа вселенная есть не что иное, как обширная сцена, где даётся бесконечное театральное представление, в котором один лицемер подаёт реплику другому. Лицемерие – это приглашение к приличию, к декоруму, к красивой внешней обстановке, и что всего важнее, лицемерие – это узда.
Не для тех, конечно, которые лицемерят, плавая в высотах общественных эмпиреев, а для тех, которые нелицемерно кишат на дне общественного котла.
Лицемерие удерживает общество от разнузданности страстей и делает последнюю привилегией лишь самого ограниченного меньшинства».
Салтыков-Щедрин писал о Франции, которую знал, но относится это вообще к душевной формации западного человека.
Она не изменилась за прошедший век с лишним.
А вы что думали, что нормальные западные люди, отцы и матери семейств, вдруг ни с того ни с сего полюбили извращенцев и даже искренне преисполнились заботой об их правах? Просто теперь так положено.
А как же свобода слова, которой мы страстно возжаждали в Перестройку и которой учились на Западе?
Свобода на Западе есть. Но это свобода допустимых мыслей в пределах утверждённого репертуара. А за его пределы никто и не заглядывает – это там никому не нужно.
Западная цензура, на самом деле, превосходит по своей жёсткости и прошлую советскую, и нынешнюю «путинскую», которую сейчас не ругает только ленивый.
Цензура у западного человека – внутренняя, физиологически встроенная.
Хочешь быть в порядке, на приличной работе, в хорошем обществе – веди себя как полагается: думай что надо, говори что надо.
Поэтому западного человека не удивишь, что люди, делающие одно и то же, одни – «мирные демонстранты», а другие – «террористы». То есть, западные обыватели, конечно, понимают, что это, вероятно, не совсем так, но … раз надо – значит, надо.
И никакого двоемыслия!
В этой круговой поруке лицемерия состоит западное «идейно-политическое единство», выражаясь по-советски. Оно сплачивает, дисциплинирует.
У нас этого нет – наш человек внутренне неизмеримо свободнее. Он мало к чему привязан и мало привержен каким-то правилам и ориентирам. Поэтому ему и требуется более жёсткая внешняя дисциплина.
Печально, что всё это у нас как-то мало понято и осмыслено. Оттого и происходят «открытия» – вроде «вдруг» увиденного лицемерия Запада.
Наша интеллигенция по-прежнему находится в состоянии наивного западничества.
Эти люди: клерки, преподаватели, научные сотрудники и т.п. в своей вере Западу совершенно искренни. Они никому не продались, потому что их никто и не покупал.
Но, тем не менее, они любят Запад и верят всему, что оттуда исходит.
В случае сомнения в их сознании всегда побеждает западная точка зрения.
Когда-то, лет 30-40 назад, их отцы страстно припадали к «Спидоле», чтобы сквозь шум глушилок услышать правду от «Свободы» или «Голоса Америки», и твёрдо верили, что «там» говорят правду, а «Правда» советская непременно врёт.
Что-то похожее на принцип средневекового уголовного процесса: показание духовного лица всегда весомее светского, мужчины – весомее, чем женщины и т.п.
У меня, к примеру, есть приятельница – учительница-надомница, которая всегда так пылко отстаивает Америку, словно состоит у Госдепа на окладе.
А другая моя подруга иногда присылает мне ссылки на сайт Белого Дома – как образец демократии и вообще государственной мудрости.
В этом наивном западничестве нашей интеллигенции есть что-то жалкое, детское, наивное. Оно, западничество – от неосведомлённости, от незнания Запада или от самого первичного и поверхностного знания, что хуже откровенного незнания.
Сто лет назад была ровно такая же история, и о ней замечательно написал Николай Бердяев в статье «Азиатская и европейская душа».
Вот несколько выписок из этой замечательной статьи.
«Долгие десятилетия западничество было господствующим направлением русской мысли. Отрицание России и идолопоклонство перед Европой – явление очень русское, восточное, азиатское явление.
Радикальное русское западничество, искаженно и рабски воспринимающее сложную и богатую жизнь Запада, есть форма восточной пассивности.
Ни один народ не доходил до такого самоотрицания, как мы, русские.
Для русского западника-азиата Запад – обетованная земля, манящий образ совершенной жизни.
Запад остаётся совершенно внешним, неведомым изнутри, далёким. У западника есть почти религиозное благоговение, вызываемое дистанцией. Так дети относятся к жизни взрослых, которая представляется им удивительной и соблазнительной именно потому, что она совершенно им чужда».
Любопытно, что люди, реально взаимодействовавшие с Западом, имеют о нём взвешенное мнение. Необязательно отрицательное, но – далёкое от обожествления.
И вот что важно: именно люди, предметно знающие Запад, никогда не считают нас – Европой.
Мы – не Европа, – считают они, – и нам вовсе и не требуется становиться какой-то второсортной, подражательной Европой.
Такое мнение я слышала вовсе не от философов, а от людей практического дела, но при этом поживших и повидавших.
Для них лицемерие Запада – вовсе не открытие.
А остальным хорошо бы сделать ещё одно открытие – третье: Запад всегда отстаивает исключительно СВОИ интересы. И только их он отстаивает и преследует.
Не высшую правду, не демократию, не права человека – только интересы!
И в этом не худо бы взять с него пример.
Хорошо бы и нам стать радикальными западниками в этом единственно конструктивном смысле: начать отстаивать интересы именно своей страны и своего народа.
И думать о своих делах на своём языке, не пытаясь списать у соседа – как двоечник контрольную.
Именно здесь лежит путь к нашему национальному успеху.
Татьяна Воеводина, «Завтра»