В последнее время, на волне патриотического подъёма,  было совершено ошеломляющее открытие. Оказывается, Запад лицемерит!

Открытие  настолько эпохальное, что сравнить его можно разве  с тем, которое было сделано на рубеже веков…

Тогда  вдруг обнаружилось, что по-английски, оказывается, тоже можно сказать глупость. Прежде были уверены, что нельзя, поскольку английский – это что-то вроде того  чаемого дивного языка, создать который некогда мечтал Декарт: на нём в принципе нельзя сделать ложное утверждение.

Как на протяжении всех 90-х внимали всякого рода советникам, консультантам, профессорам и прочим мудрецам, прискакавшим в  ельцинскую Россию, по словцу Пушкина – pour etre outchitel (чтобы стать учителем).

Стоило кому-то сказать: «Во всех нормальных странах так и так» – и все тут же почтительно умолкали и бежали воплощать в жизнь высшую западную правду и мудрость.

Потом оказалось, что и западная мудрость – далеко не так мудра, как мнилось, да и нам чаще всего не подходит, но это как-то так, замяли.

Мудрость и престиж Запада в общем мнении всё-таки устояли, хотя  и слегка полиняли.

А теперь сделано открытие: Запад, оказывается, привирает, лицемерит, а если попросту – врёт, отстаивая всеми силами и средствами свои интересы на Украине.

И это не какие-то там высоколобые умники уразумели, а, так сказать, широкая общественность внезапно открыла для себя лицемерие Запада.

Открыла – и отшатнулась.

И как тут не отшатнёшься, когда Виктория Нуланд, к примеру, утверждала, что в Киеве жгут и громят административные здания… по договорённости с их законными собственниками и едва ли не по их просьбе!

 

Мне думается, наш патриотический спад последнего времени, когда, по социологическим опросам, украинские парни не очень-то и стремятся служить в армии, основан на этом всенародном разочаровании: мы в вас верили, а вы…

Спору нет: понять что-нибудь полезное лучше поздно, чем никогда.

Впечатляет лишь то, что мы, любя Запад и веря ему (если б не верили – не вляпались бы в то, во что вляпались), так мало его знали.

Мне кажется,  что наше стремление видеть в Западе землю обетованную, закрывая глаза на всё, что не вписывается в лучезарную картину – всё это идёт от умственной обломовщины. От нежелания видеть объёмную картину и вообще думать сложные мысли.

Гораздо комфортнее мысли элементарные: сделаем, как в Европах – и всё у нас получится. Вспомните основное убеждение евромайдана: пропишемся в Евросоюз – исчезнет коррупция и настанет благоденствие. Приедет Штольц – и всё наладит…

Если бы мы были несколько менее обломовыми и меньше верили в пришествие Штольца, то давно бы поняли, что Запад – это особая, не похожая на нашу, цивилизация.

Душа западного человека – иная, чем наша.

И очень значительное место в западной душевной формации занимает … лицемерие.

Во всяком случае, нельзя исключить, что лицемерие – одна из её несущих конструкций.

 

Лицемерие – это западное comme il faut  (комильфо – прилично, как следует) на всех уровнях: от частного, обывательского, до государственного.

Ниспровергатели памятников вождя мирового пролетариата любят орать о советском двоемыслии: мол, на собрании говорили одно, а на интеллигентской кухне – другое. Товарищи дорогие!

Да это «двоемыслие» – и есть показатель голубиной чистоты души.

Человек имеет некое мнение и понимает, что, говоря иное,  он врёт.

Западный же человек этого не понимает – он просто-напросто думает  и говорит, как надо.

Как положено «синьору из общества».

Как нужно, чтобы преуспеть или, по крайней мере, не оказаться на обочине.

И никакого двоемыслия!

А как, вы полагаете, немцы, вот только вчера  прилежно истреблявшие унтерменшей,  буквально на следующий день  после подписания акта капитуляции столь же прилежно принялись раскаиваться в ужасах нацизма?

Ну ладно, это болезненная тема.

А вот попроще.

Беседуем о том, о сём с итальянским поставщиком. Я выражаю сомнение в правильности общераспространённой деловой практики: вкладывать прибыль от бизнеса в недвижимость,  чтобы потом надувать её цену, а на развитие брать кредит, обогащая банки.

Почему нельзя развиваться на собственной основе?

Итальянец смотрит на меня так, словно я высказала сомнение, по меньшей мере, в символе веры.

«Не знаю, так положено… Я даже так и не думал, должны же быть банки…», – бормочет в ответ итальянский предприниматель и на всякий случай переводит разговор на другую тему. И это, заметьте – не немец с его скучным Ordnung’ ом («должен быть порядок»), а итальянец, знаменитый  своим вольномыслием.

 

Западный человек думает и говорит только то, что в данный момент положено и укрепляет его положение.

О том же, насколько это соответствует истине и даже его личному мнению, он даже и не задумывается.

Не задумываемся же мы, говоря при знакомстве «Очень приятно», на самом ли деле нам приятно. Просто так положено, такова общественная конвенция.

Распространите этот подход  на предметы важные и даже политические, распространите с мелкого обывателя на коллективную личность – народ – и вы получите картину западного всеохватного лицемерия.

 

Об этом хорошо писал Салтыков-Щедрин в изучаемых в школе «Господах Головлёвых»:

«Во Франции лицемерие вырабатывается воспитанием, составляет, так сказать, принадлежность “хороших манер” и почти всегда имеет яркую политическую или социальную окраску.

Есть лицемеры религии, лицемеры общественных основ, собственности, семейства, государственности, а в последнее время народились даже лицемеры “порядка”.

Ежели этого рода лицемерие и нельзя назвать убеждением, то, во всяком случае, это – знамя, кругом которого собираются люди, которые находят расчёт полицемерить именно тем, а не иным способом.

Они лицемерят сознательно, в смысле своего знамени, то есть и сами знают, что они лицемеры, да, сверх того, знают, что это и другим небезызвестно.

В понятиях француза-буржуа вселенная есть не что иное, как обширная сцена, где даётся бесконечное театральное представление, в котором один лицемер подаёт реплику другому. Лицемерие – это приглашение к приличию, к декоруму, к красивой внешней обстановке, и что всего важнее, лицемерие – это узда.

Не для тех, конечно, которые лицемерят, плавая в высотах общественных эмпиреев, а для тех, которые нелицемерно кишат на дне общественного котла.

Лицемерие удерживает общество от разнузданности страстей и делает последнюю привилегией лишь самого ограниченного меньшинства».

 

Салтыков-Щедрин писал о Франции, которую знал, но относится это вообще к душевной формации западного человека.

Она не изменилась за прошедший век с лишним.

А вы что думали, что нормальные западные люди, отцы и матери семейств, вдруг ни с того ни с сего полюбили извращенцев и даже искренне преисполнились заботой об их правах? Просто теперь так положено.

 

А как же свобода слова, которой мы страстно возжаждали в Перестройку и которой учились на Западе?

Свобода на Западе есть. Но это свобода допустимых мыслей в пределах утверждённого репертуара. А за его пределы никто и не заглядывает – это там никому не нужно.

Западная цензура, на самом деле, превосходит по своей жёсткости и прошлую советскую, и нынешнюю «путинскую», которую сейчас не ругает только ленивый.

Цензура у западного человека – внутренняя, физиологически встроенная.

Хочешь быть в порядке, на приличной работе, в хорошем обществе – веди себя как полагается: думай что надо, говори что надо.

Поэтому западного человека не удивишь, что люди, делающие одно и то же, одни – «мирные демонстранты», а другие – «террористы». То есть, западные обыватели, конечно, понимают, что это, вероятно, не совсем так, но  … раз надо – значит, надо.

И никакого двоемыслия!

 

В этой круговой поруке лицемерия  состоит западное «идейно-политическое единство»,  выражаясь по-советски. Оно сплачивает, дисциплинирует.

У нас этого нет – наш человек внутренне неизмеримо свободнее. Он мало к чему привязан и мало привержен каким-то правилам и ориентирам. Поэтому ему и требуется  более жёсткая внешняя дисциплина.

Печально, что всё это у нас как-то мало понято и осмыслено. Оттого и происходят  «открытия» – вроде «вдруг»  увиденного лицемерия Запада.

 

Наша интеллигенция по-прежнему находится в состоянии наивного западничества.

Эти люди: клерки, преподаватели, научные сотрудники и т.п. в своей вере Западу совершенно искренни. Они никому не продались, потому что их никто и не покупал.

Но, тем не менее, они любят Запад и верят всему, что оттуда исходит.

В случае сомнения в их сознании всегда побеждает западная точка зрения.

Когда-то, лет 30-40 назад, их отцы страстно припадали к «Спидоле», чтобы сквозь шум глушилок услышать правду от «Свободы» или «Голоса Америки», и твёрдо верили, что «там» говорят правду, а «Правда» советская непременно врёт.

Что-то похожее на принцип средневекового уголовного процесса: показание духовного лица всегда весомее светского, мужчины – весомее, чем женщины и т.п.

У меня, к примеру, есть приятельница – учительница-надомница, которая всегда так пылко отстаивает Америку, словно состоит у Госдепа на окладе.

А другая моя подруга иногда присылает мне ссылки на сайт Белого Дома – как образец демократии и вообще государственной мудрости.

В этом наивном западничестве нашей интеллигенции есть что-то жалкое, детское, наивное. Оно, западничество – от неосведомлённости, от  незнания Запада или от самого первичного и поверхностного знания, что хуже откровенного незнания.

 

Сто лет назад была ровно такая же история, и о ней замечательно написал Николай Бердяев в статье  «Азиатская и европейская душа».

Вот несколько выписок из этой замечательной статьи.

«Долгие десятилетия западничество было господствующим направлением русской мысли. Отрицание России и идолопоклонство перед Европой – явление очень русское, восточное, азиатское явление.

Радикальное русское западничество, искаженно и рабски воспринимающее сложную и богатую жизнь Запада, есть форма восточной пассивности.

Ни один народ не доходил до такого самоотрицания, как мы, русские.

Для русского западника-азиата Запад – обетованная земля, манящий образ совершенной жизни.

Запад остаётся совершенно внешним, неведомым изнутри, далёким. У западника есть почти религиозное благоговение, вызываемое дистанцией. Так дети относятся к жизни взрослых, которая представляется им удивительной и соблазнительной именно потому, что она совершенно им чужда».

 

Любопытно, что люди, реально взаимодействовавшие с Западом, имеют о нём взвешенное мнение. Необязательно отрицательное, но – далёкое от обожествления.

И вот что важно: именно люди, предметно знающие Запад, никогда не считают нас – Европой.

Мы – не Европа, – считают они, – и нам вовсе и не требуется становиться какой-то второсортной, подражательной Европой.

Такое мнение я слышала вовсе не от философов, а от людей практического дела, но при этом поживших и повидавших.

Для них лицемерие Запада – вовсе не открытие.

А остальным хорошо бы сделать ещё одно открытие – третье:  Запад всегда отстаивает исключительно СВОИ интересы. И только их он отстаивает и преследует.

Не высшую правду, не демократию, не права человека – только интересы!

И в этом не худо бы взять с него пример.

Хорошо  бы и нам стать  радикальными западниками в этом единственно конструктивном смысле: начать отстаивать интересы именно своей страны и своего народа.

И думать о своих делах на своём языке, не пытаясь списать у соседа – как двоечник контрольную.

Именно здесь лежит путь к нашему национальному успеху.

 

Татьяна Воеводина, «Завтра»