Захотелось мне однажды нарисовать словесный портрет идеального молодого человека. Или молодого человека, стремящегося к идеалу. Зачем? Затем, что ближайшее будущее находится в руках молодых людей. И будущее Церкви – тоже…

Я начал рисовать, то есть подбирать определения, и быстро поймал себя на том, что получается что-то очень знакомое, словно где-то виденное.

Идеальный молодой человек умён.

Он любит учиться.

Вижу светлое чело, склонённое над книгой.

У него нет вредных привычек, вместо них – любовь к спорту.

Он мускулист и подтянут.

В одной руке у него книжка, в другой – спортивная сумка с теннисной ракеткой или боксёрскими перчатками…

Вот на этом этапе я поймал себя на мысли, что, кажется, я не рисую, а срисовываю.

Мой юноша явился из иллюстрации то ли к Букварю, то ли к другим советским учебникам для старших классов. Там главный персонаж гладит брюки по утрам, делает зарядку, переводит бабушку через дорогу, успешно осваивает преподаваемые науки, любит активный отдых и излучает непобедимый оптимизм.

Так я с удивлением обнаружил, что в попытках нарисовать идеальный образ молодого человека мы можем с лёгкостью соскользнуть на ошибочный путь. А именно: взять плакатного комсомольца и превратить его в идеал – путём надевания крестика на шею.

Есть над чем подумать.

Что плохого в советском воспитании? Вроде бы ничего. Есть там место и труду, и уважению к старшим, и патриотизму, и бескорыстию, и дружбе, и науке.

Казалось бы – только дайте этим людям веру и молитву – получите святых!

Так, кстати, многие и говорят: «Советская власть + Православная Церковь = Святая Русь в силе и действии»….

Но это – величайшее заблуждение, несущее катастрофу.

Над советским идеальным человечком (плакатным ли, мультяшным ли – всё едино) не было Неба и не было Отца, Который на небесах!

Зато в нём, в этом человечке, был грех, который в Букваре не изображался. Грех вообще в расчёт не брали, сводя его только к социальной несправедливости.

Вот нарисовано, как мальчик поливает фикус. Но ведь не нарисовано, как тот же мальчик, в припадке бешенства после ссоры с мамой, разбивает горшок с фикусом об пол.

Нарисовано, как он моет посуду, но не нарисовано, как он наотрез отказывается её мыть.

И всё остальное – глупое, злое, агрессивное, похотливое, поселившееся в человеке, – тоже не нарисовано.

А ведь оно было.

И оно остаётся.

Мы ведь помним, как быстро полинял и испарился тип советского неверующего праведника сразу после крушения системы. Очень быстро испарился и коллективизм,  и трудовой подвиг,  и бескорыстие, и в Букваре появились совсем другие рисунки…

От картинок прошлого, засоривших область ума, приходится избавляться не без усилий. Но мой вопрос остаётся: каким же будет он, тот собирательный образ молодого человека, в чьих руках окажется ответственность за жизнь и за Церковь?

Он будет не плакатен. И в Церковь, к Богу он будет идти совсем не так, как первоклашки в бантах скачут на Первое сентября.

Он будет идти с боями и сквозь окружение.

Число людей, приходящих к Богу с детства благодаря домашнему воспитанию, будет не очень велико.

Во-первых, нормальных христианских семей мало.

Во-вторых, воспитывать мы ещё не научились.

В-третьих, дети родителей слушаться не хотят, и вообще, мир меняется так стремительно, что к нему привыкнуть не успеваешь.

Поэтому к Богу молодёжь будет приходить драматически.

Одни придут от большого ума и знаний (мифическая вера простецов давно умерла – её заменило суеверие невежд).

Будущее веры – за умом и жаждой истины!

Поэтому привычная для ума Церковь села и крестьянства уступит первенство Церкви города и студенчества. А где не уступит – там исчезнет.

Другие придут от невыносимого стыда и от непроизносимых гадостей.

Не придут, а приползут – причём в слезах и с чувством, что больше идти некуда.

Таких будет большинство, потому что умнички, пришедшие через книгу, всегда немногочисленны. А вот большинство будет развращаться, нравственно гнить, узнавая в 10 лет то, чего раньше не знали и не изведали 70-летние.

И если они не сойдут с ума от неестественности, если не умрут наутро от тоски после очередной вечеринки, если не озлобятся до состояния демона, то обязательно приползут каяться.

Так и начнут спасаться. А со временем и другим помогут спастись.

Есть ещё нравственно и религиозно гениальные люди, которым относительно легко (за чистоту и простоту) дастся то, что всем вообще даётся с кровью и потом.

Есть мистические натуры, которые до прихода в Церковь Христа Спасителя успеют побывать умом на Востоке и на Западе, поискать «просветления», узнать о чакрах, мантрах и кармах. Эти тоже, если не потеряются среди улыбчивых демонов, погружённых в медитацию, станут людьми молитвы и духовного труда.

В любом случае в Церковь будут приходить спасаться. То есть будут приходить те, кто погибал, и приходить именно затем, чтоб не погибнуть.

От данной картины не веет лживым оптимизмом, и нарисовать её труднее, чем иллюстрации к Букварю.

Что пожелал бы я этому обобщённому молодому человеку – человеку будущего?

Желаю ему освоить какое-либо ремесло, чтобы, независимо от должности и образования, его же руки всегда могли дать ему хлеб.

Желаю ему хоть немного посмотреть мир, чтобы перестать ругать свою собственную землю и понять, что со времён грехопадения всюду всё примерно одинаково.

Желаю, по приезде в любой город или село, идти на кладбище – с молитвой, потому что жившие раньше нас, скорее всего, были лучше нас. Не хуже – точно.

Желаю научиться терпеть боль физическую и нравственную, но как можно меньше той и другой причинять окружающим.

Ещё – относиться к деньгам как к деньгам, а не как к богу, и уметь делиться заработанным.

Ещё – меньше грешить, чтоб с ума не сойти.

Ещё – искать счастья в семье. Если там его нет, то нигде нет. Притом, что и монастырь семья, а если не семья – то это и не монастырь.

Ещё – много читать, но знать, что самая великая книга – Евангелие.

Ну и последнее: знать, что грех будет завоёвывать всё больше и больше места в сердцах людей и в их сознании.

Облегчённо-прохладительного христианства не будет.

Будет труд и исповедничество.

И значит, главные из ожидаемых качеств, – это трудолюбие и верность.

Протоиерей Андрей Ткачёв